|
Родился 28 марта 1957 года в г. Краснодаре. В 1974 году окончил среднюю школу № 54. С 1975 по 1977 гг. служил в Советской армии. Работал столяром в ПМО «Кавказ», с 1983 по 1990 гг. в различных строительных организациях на севере (г. Усинск, республика Коми). С 1992 года и по настоящее время занимается изготовлением изделий из мрамора (мастер-камнерез). Женат, имеет двух дочерей. Стихи пишет с детства. Публикуется с 1981 года. Печатался в краевых газетах, альманахе «Кубань», в журналах «Кубань», «Юго-Полис», «Звезда Черноморья». В 1990 году в краснодарском книжном издательстве вышла первая книга стихотворений «Обращение к дому». Член союза российских писателей с 2001 года. Проживает в городе Краснодаре.
БИБЛИОГРАФИЯ: Обращение к дому: Стихи. – Краснодар, 1990.
*** Каждый звук отделен и упруг, Каждый запах памятен и нов В том краю тяжелых грубых рук И спокойных безмятежных снов. В том краю, где колокол умолк, А на новый не копают руд, Каждой вещи знают люди толк, И за это вещи им не врут. В том краю непуганых зарниц Пахнет козьим молоком уют. В том краю, где упадают ниц От усталости или когда убьют. В том краю забитых ставень-вежд, Где паук оперся на косяк, Много-много утекло надежд, Но исток надежды не иссяк.
КАМИТАС В БЕЗУМИИ Всю жизнь я пил с проколотых ладоней Твоих, о Боже, и вино, и слово. И горы, готовые пойти и рухнуть в море, Ловили голос Твой и возвращали трижды. И певчие глотали труд и волю Открытым горлом... и звучала песня...
Казалось мне, готов я ко всему. Я знал, Твоих путей я не узнаю, Но шел ты, и я каждый шаг твой слышал. Айвою перезрелою о крышу Ко мне стучался Ты. Когда я находил В молчанье камня голос камнетёса, В напеве виноградаря надежду Лозы пробиться к солнечному свету – Ты был со мной. Ты был со мной всегда.
Я думал, ТЫ пронзил меня, как лиру Пронзает звук струны в руках Давида. Я думал: если дал Ты слух, Чтоб слышать и речь, чтоб речь, То, значит, дал и силу раздвинуть море И спасти народ, И уронить огонь на вероломных...
Я ничего не понял на земле... Я только слышал звуки молока, Струящегося из сосцов, я только Мог задохнуться, если видел точку В глуби небес, пытаясь так дышать, Как дышит птица. Я слышал вздох волов, так глубоко Несущих жизнь в себе, как могут только Лишь ангелы нести, возделывая то, что Словами кличем мы И думаем, что подзываем псов, Чтоб нам они служили – А мы всего лишь зерна их земли.
Привычно думать, что тебе блестит Осколок света из ручья. Цикады Тебе поют, и лето стелет травы для тебя, И каждая травинка Имеет силу песни пред косою.
Привычно думать... но безумье нынче, Безумье не с привычкою размолвка, Когда глядишь – кувшин, да взять не можешь, Когда от лоз отдергиваешь руку, словно от змей, Когда среди цветов Вдруг полыхнет оскалом морда зверя...
Безумье нынче – зрение и слух. Прямые слух и зрение. Я видел, Как истекает небо на землю всею тяжестью земли, Чернее дегтя и краснее крови. Нет, мне не казалось, Я видел, я узнал. То было небо...
В глубоких окнах, где жила прохлада, Сияли звуки детских голосов, Как в глубине колодца зреют звёзды, – Теперь в них и молчанья не услышишь... Прости мне, Боже, больше ничего... Дальнейшего...
ЛЕТНЯЯ УСТАЛОСТЬ На воловьих медленных копытах День прошёл, коричневый от пота, Обжигая веки изнутри. Путь домой – весёлая работа Башмаков, сырою пылью сытых, На последнем выдохе зари. Он принёс, как две живые ноши, Руки, переполненные гулом, И они в коленях прилегли. Сел, закрыл глаза, но не уснул он, А прислушался к походке ночи, К звёздам, прорастающим вдали. За окном, глубоким, словно в детство, Долгий вечер истекал туманом, Тонким дымом злака, кизяка. Звук смешался с запахом, и пряным Веяло мотивом, но вглядеться, Вслушаться, схватить наверняка – Так устал – не поднялась рука.
ДВОРЫ Дворы давно обжиты нищетой. И на правах вещей необходимых Здесь хлам различный ставят на постой На лестницах, почти непроходимых. Здесь старики сметают листопад, Их шаг землей почти неосязаем, И пряно: пахнет черный виноград, И снег лежит на лавках, как хозяин. Здесь клена жест с младенчества знаком И состоит, в гармонии с укладом. И красными зрачками из окон Гладит герань неистребимым взглядом. Здесь скрип дверей похож на разговор. И стол уже не стол, а собеседник. И редко солнце поглядит в упор, Латая тёмные углы, как медник. Здесь незаметно истеченье дней, И только две у времени приметы: Предметы превращаются в людей – И люди превращаются в предметы.
* * * Я не живу закатом, Я не живу рассветом – Приходит полночь на дом, И сразу полдень следом. За устроснье крова, За повседневность хлеба Двуцветно и сурово Мне явленное небо. За то, что кроме юга Я знаю только север, Опять ночная вьюга Лежит в дневном посеве. Впечатан полдень в стенку – И тут же полночь рядом. Как выжить мне, оттенку, Под черно-белым взглядом? Я многоцветьем брежу, Но между сном и явью Вновь белую одежду На черную меняю.
III. ПРИЧАСТИЕ Как гром читает молнию с листа Предгрозового неба, и проста Его прямая речь, и всем открыта – Так начинается псалом Давида, Там, на хорах, где зреет высота. И падает плодом, рождая гул Реки, когда поток ее шагнул В теснину гор, даруя камню голос, Ко временам, где небо раскололось И каждый третий ангел присягнул Владыке мира. Захолустный страж – Священник сельский, вписанный в пейзаж Глазами паствы, предстоит иконе С руками настежь, словно куст на склоне – Весь в черном перед заревом. Когда ж Он слово возвратит под синий свод И речь в низины будние сойдет, Родящие, лопатящие землю, Клонящиеся к ней, подобно стеблю, К бессмертию протягивают рот. |