Родилась в 1962 г. в Краснодаре. Окончила Кубанский мединститут, работала врачом-терапевтом. Заочно окончила Институт журналистики и литературного творчества (факультет литературы, при Издательском доме «Литературная газета», Москва). Стихи и проза печатались в коллективных сборниках, в журналах и альманахах («Благослови», «Встреча» (Барнаул), «Утро Кубани», «Прикубаночка», «Зори Кубани»), в «Литературной газете», в краевых и городских газетах. Выпустила два сборника стихотворений и три прозаических книги. Член Союза российских писателей с 1997 г. Живет в Краснодаре.
ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ: Листы: Сборник стихов. – Краснодар: Инвалид-пресс, 1993. Имена: Стихотворения. – Краснодар: «Пром» ЛТД, 1994. Птички небесные: Повесть, рассказы. – Краснодар, 1997. Так принято: Повесть, рассказы. – Краснодар, 1998. Пани и два офицера: Повесть, рассказы. – Краснодар, 1999.
СЛЕЗЫ Плачу я часто. Некоторые бабы горе водкой заливают, а мне ее и даром не надо. Только голова от нее болит, да еще хуже делается. Слезы – другое дело. Плакала я всегда, сколько себя помню. Ну, в детстве понятно, как все, но и потом. Чуть что – одно спасение, слезы. Когда первый муж от меня ушел, думала – все, не выдержу, руки на себя наложу. Ничего. Слезы помогли, слезоньки. Подушка мокрая – это что, бывало и одеяло мокрое. Ревела день и ночь – и ничего, отошло. Жива осталась. Второй пить начал. Не сразу, а потихоньку: оно конечно, жизнь наша стервозная. Его с работы погнали, другую не нашел. Я работала. А он пил. Он ведь мужик, реветь нельзя, вот и… Спился, в общем. А я все видела, и деточки мои. Вот, бывало встану утром, пойду на кухню, бутылки посчитаю пустые – и в слезы. А Надя с Машей стоят. Смотрят, им уже по шесть и семь было: «Чего ты, мама, плачешь, не плачь…» А как не плакать-то? Бить он не бил, напьется только и разговоры всякие заводит. О смысле жизни, Я сижу ночью (он по ночам разговаривать любил), слезы глотаю, терплю. Плакать при нем нельзя было, слез не любил. Потом устанет, спать завалится, а я – ну реветь. На всю ночь оставшуюся. В ванной запиралась, чтоб дочки спали. А все равно, когда умер, жалко было. Человек ведь. Тоже, конечно, ревела. Теперь уже законно, на законных основаниях. Вот и теперь. Дочки-то мои не знаю где, одна с нерусским каким-то ушла, чернявым, но хоть вроде замуж, или типа того, а другая… И говорить совестно. Хоть это и почетно теперь считается, блядство всякое. Я даже по телевизору слышала: «высокооплачиваемое занятие». Да ведь все равно паскудство. Как тут не плакать. Я как-то в церковь зашла, тоже много плакала, ревела то есть, а старушка одна, маленькая такая, подошла ко мне тихонько, посмотрела внимательно и говорит: «Хорошо рыдаешь, это дар у тебя такой, ты не стыдись, приходи сюда поплакать. Слезы – великое дело, и отцы святые говорили: слезами и спастись можно, через слезы и веру найдешь». Так вот и плачу почем зря, как говорится; и все бы ничего, да сердце хватать стало, щемит после слез… Я уж и не знаю. 1996 |