Родился 8 марта 1925 г. в селе Прималкинское, в Кабардино-Балкарии. В августе 1942 г. досрочно призван в действующую армию. Рядовым бойцом защищал Кавказ, освобождал Кубань. Был ранен. Закончил войну в Берлине. Награжден орденом Отечественной войны II степени и многочисленными боевыми медалями.
В 1952 г. закончил Кабардинский пединститут, в 1964-м филфак МГУ. Учительствовал в Кабарде, затем работал во многих школах на Кубани в том числе, директором. Был внештатным и общественным корреспондентом ряда газет и журналов.
Рассказы и стихи публиковались в местной и центральной печати. Наиболее заметные публикации в «Литературной России» и в журнале «Очарованный странник». В 1999 г. принят в Союз российских писателей. Живет в с. Агроном Динского района.
ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ:
Утренний свет. М.: Интимиздат, 1991.
Поцелуй принцессы. М.: Пилигрим, 1994.
Вызов. М.: Пилигрим, 1995.
Игра. М.: Пилигрим, 1996.
Координаты славы. Краснодар, 1999.
ПОЦЕЛУЙ ПРИНЦЕССЫ
В юношеские годы мне удивительно везло на встречи с известными всему миру женщинами. Я был тогда очень молод, красив и легкомыслен, как обаятельнейший принц Анжуйский. Мне улыбалась при встрече внучка Пушкина седьмого колена, выпадало счастье прикоснуться губами, как к знамени, к сарафану знаменитой соловушки России Лидии Руслановой, выражала недовольство моими сонетами интереснейшая девушка Кабардинского пединститута 50-х годов «Базикалка». Наконец, мне дарила свои поцелуи сама принцесса Великобритании Элизабет Вторая.
Вот как это было.
Мы, (отборная рота моряков Днепропетровской военной флотилии) тогда стояли в карауле, на ближних подступах к резиденции английской делегации во главе с премьер-министром Уинстоном Черчиллем, с которым приехала в Потсдам посмотреть акт подписания договора с поверженной Германией и совсем юная тогда ещё принцесса туманного Альбиона Элизабет Вторая.
Как-то утром я стоял на посту, охраняя вход в скверик двухэтажного особнячка в стиле барокко. Солнце давно поднялось над горизонтом и осветило крону вековых лип на аллее, идущей вдоль чугунной ограды к угловой, так называемой, круглой беседке с искусственным ручейком, вытекающим из-под скальных пород сланца и мрамора. Я прохаживался с внешней стороны садика по дорожке, посыпанной песочком, изредка бросая взгляд по сторонам, наслаждаясь утренним озоном и красотой зелёного лика природы.
Вдруг со стороны виллы показалась группа женщин, явно высыпавшая на лужайку для утренней прогулки. Я знал, что в охраняемой нами зоне где-то остановилась то ли английская королева, то ли принцесса, и потому приблизился к чугунной ограде, пытаясь на глазок определить, какого полёта эти птички и нет ли среди них таинственного создания царских кровей. Уж очень мне хотелось своими глазами увидеть настоящую королеву, шествующую, по моим представлениям, впереди своей свиты в золоченых туфельках с короной на голове, и, по меньшей мере, с двумя пажами сзади, поддерживающими шлейф её роскошного платья.
По инструкции при встрече с особо важными лицами я должен был стать «во фрунт» и взглядом сопровождать их до полного исчезновения с поля наблюдателя. А эти молодые особы с праздно-безмятежными лицами, одетые по-домашнему в какие-то лёгкие ситцевые платья и сандалеты, рассеянно любовались травкой и по всем советским меркам никак не тянули даже на приближённых к её высочеству английской короны. С точки зрения матроса, воспитанного в коммунистическом духе, это были какие-то служанки, вышедшие подышать свежим воздухом.
По липовой аллее они направлялись в сторону круглой беседки и, поравнявшись со мной, остановились, разглядывая меня с головы до ног, как заморскую диковинку с красивой этикеткой. Одна из них, как мне показалось, наиболее смелая и тщательно одетая, с кружевным чепчиком на голове ткнула в меня пальчиком и спросила по-английски ближайшую к себе подружку, почтительно остановившуюся рядом, но и на полшага сзади.
Признаться, я тогда в английском языке разбирался, как молодой олень в северном сиянии, и кроме слов: «О'кей», схваченных от общительных американцев, не мог вспомнить ни одного подходящего, чтобы достойно объясниться с девушками загадочной виллы, и потому, улыбаясь, брякнул первое попавшее на язык иностранное слово: «Шпацирен?»
О, да! Я-я, кивнула головой та, что в чепчике, с подчёркнуто-пониженным тоном на последнем слоге, вроде нашего школьно-саркастического: «Волга впадает в Каспийское море», и видимо, намереваясь двинуться дальше, отвернулась в сторону, подставив моему любопытному взору свой миловидный профиль. Перенаполненный светлыми чувствами утренней встречи с девушками и безотчётной радости бытия, я игриво крикнул:
«О'кей»! и, приложив два пальца к губам, послал им воздушный поцелуй. Одна из них прыснула от смеха и, нагнувшись, смущённо зажала рот руками, чтобы не расхохотаться. Произошла всеобщая заминка. Кокетливый чепчик повернулся в мою сторону. Я снова, но уже тихо и проникновенно, как бы перекинув интимный мостик между собой и девушкой в чепчике, повторил то же самое «О'кей» и, подмигнув, послал воздушный поцелуй, явно предназначенный теперь уже не всем, а только ей одной, избранной и выделенной среди остальных гвардейским матросом Великого Советского Союза Социалистических республик.
Девушка смутилась. Широко распахнутые глаза и полуоткрытый рот застыли в изумлении. Но в тот же миг замешательство на слегка встревоженном лице сменилось шальной улыбкой и совсем юная особа, видимо, проникнувшись уважением к молодому человеку в красивой морской форме с отличной выправкой, жеманно, но с каким-то безупречным достоинством, приложила пальцы к устам и царственным жестом послала мне воздушный поцелуй.
Признаюсь, что за три года войны без любовных приключений мой организм так истосковался по интимному общению с женским полом, что я почувствовал этот поцелуй как натуральный.
Через два часа я сменился на посту и после плотного завтрака, лёжа в постели, легкомысленно рассказывал сгрудившимся матросам о своём утреннем приключении с девушками из таинственного особняка.
А вечером меня вызвал командир роты в канцелярию, усадил напротив себя и в присутствии неизвестного мне старлея официальным, но сдержанным тоном процедил: «Расскажи нам, кому ты утром посылал воздушные поцелуи?»
Я сразу оценил подробную осведомлённость допрашивающих, всю серьёзность своего положения и рассказал им всё без утайки.
М-да, только и промычал командир роты, поднимаясь из-за стола. Не было печали, так черти накачали, добавил он удручённо.
С вами проводили инструктаж, как вести себя на посту? строго спросил меня незнакомый старлей, продолжая делать какие-то заметки в своём блокноте.
Так точно! как можно спокойнее и твёрже отчеканил я.
Отлично! воодушевился незнакомец и поднялся с места. Можете быть свободны, пока.
Последнее слово было произнесено с такой трудноуловимой интонацией, что его можно было расценить, в лучшем случае, как «До свидания».
На вечерней поверке я приготовился получить от командира отделения три наряда вне очереди, а схватил от командира роты пять суток ареста с содержанием на гауптвахте строгого режима «за разговоры на посту».
На четвёртую ночь ко мне в одиночную камеру пожаловал сам начальник гауптвахты, удостоверился, что со мной всё в порядке, и коротко бросил: «К вам пришли». Деловито задвинул стульчик под стол и удалился, оставив дверь открытой. Через минуту в неё вошел капитан третьего ранга с картонным коробом в руках.
Я из политотдела, степенно отрекомендовался он. Хочу узнать подробно о происшествии на посту в парке, прилегающем к дворцу Цецилиенгоф.
И я в четвёртый раз вынужден был изложить всю эту каверзную историю с поцелуем.
Понимаешь, старшина, капитан по-мальчишески прищёлкнул пальцами, принцесса интересуется тобой. Спрашивала, почему тебя не видно на посту около её виллы?
Какая принцесса?! вырвалось у меня. Что вы все недоговариваете? Возмутился я от нервной перегрузки за последние сутки.
Не дури, старшина. Костюм морского офицера дарят не с бухты-барахты, построжал капитан.
Мало ли кто что дарит! Я-то причём здесь?
А воздушный поцелуй кому посылал? Неужели до сих пор не врубился?
Страшная догадка молнией высветила в моём мозгу все события, с того знаменательного утра до появления капитана, с другой неизвестной мне стороны. Придавленный грандиозной шуткой, я молчал.
Мысли спутались окончательно. Барахтаясь с наплывающими на глаза новыми видениями бессонной ночи, я, наверное, простонал, так как очередной ночной посетитель положил руку на моё плечо и бодро прошептал: Выше голову, старшина. Не так страшен чёрт, как его малюют!
Может быть. Но зачем мне офицерский костюм? Я же матрос, хоть и старшина первой статьи? недоумевал я, выходя из оцепенения.
В этом весь парадокс случившегося, стал объяснять непонятную мне ситуацию представитель политотдела. Наше стереотипное мышление не вкладывается в рамки чисто девичьего мироощущения. А тут ещё столкнулись два взгляда. Да, нет. Две системы. Наше командование видит в этом пассаже проявление солидарности и обыкновенных женских симпатий, а МГБ строит версии и проигрывает варианты. Идёт большая игра. Ну-ка, примерь костюмчик! приободрился капитан. Завтра ты должен в нём показаться принцессе.
Я матрос. Офицерскую форму по женской прихоти не надену, тупо настаивал я на своём, не зная, честно говоря, что делать и как вести себя в этой «большой игре».
Командующий уже отдал приказ произвести тебя в мичманы. Ты, всё-таки, известный комсорг роты. Это пока всё, на что согласился твой командир в своём представлении на имя вице-адмирала.
Свежо предание, да верится с трудом. Только вчера один особист из «Смерша» сулил мне звание лейтенанта, если я подпишу протокол допроса о том, что меня завербовали в английскую контрразведку.
За чем остановка?
Так не было этого! Не было! крикнул я в отчаянии. Капитан нахмурился:
Не было, значит и не было. На том и стой.
Молча уложил новенькую форму в коробку и распрощался.
Разумеется, я и не догадывался о том, что оказался в эпицентре нового международного скандала. С нашей стороны МГБ во главе с Л. Берия старалось взять под свой контроль вооружённые силы СССР, чтобы эффективнее влиять на курс тайной политики, который отчётливо оформился в революционный лозунг: «Вперёд! До Ла-Манша!» Ему противостояли маршал Г. Жуков и здравый смысл народа, уставшего от войны.
Английская сторона вынуждена была сменить своего лидера на посту премьер-министра и замять скандальный поступок юной принцессы широким жестом дружелюбия: вместо одного костюма подарить всему офицерскому составу Днепропетровской военной флотилии для парадной формы 30 тысяч погонных метров шерстяной ткани из чистого английского бостона. И хотя в общей суматохе тех событий я остался при своих интересах, но свой парадный костюм морского офицера я получил, долго берёг, пока вконец не истрепал его в нищенские годы студенческой жизни.
Ничего не осталось вещественного от событий тех дней. Даже морского кортика. А вот воздушный поцелуй принцессы живёт и с каждым годом всё ярче и значительнее горит на губах и в памяти о той благодатной поре, бурной и неудержимой, как сама юность.
1985 г.