ЖИЛИН (ШЕЙФЕРМАН) ВЛАДИМИР МАРКОВИЧ
Родился 11 октября 1933 г. в Чернигове, на Украине, в семье служащего. Детские впечатления, связанные с войной 1941–45 гг. и эвакуацией в Киргизию, впоследствии легли в основу многих стихотворений.
С 1944 г. живет в Краснодаре. Окончил пединститут (отделение русского языка и литературы). Работал сельским учителем, грузчиком, монтажником охранной сигнализации, художником на стадионе, служил в отделах информации и пропаганды ряда организаций, редактором в методцентре управления культуры, методистом спасслужбы, корреспондентом газеты «Комсомолец Кубани», зав. отделом еженедельника «Краснодар», редактировал приложение к этому еженедельнику «Литературный Краснодар».
Поэтическая судьба складывалась трудно, поскольку сразу после окончания института долгие годы преследовался по идеологическим мотивам. И только в 1965–67 гг., благодаря смелости и принципиальности редактора ежемесячника «Кубань» Сергея Артемовича Маркосянца, на страницах этого издания увидели свет три подборки стихотворений. Переломным моментом жизни стала встреча с замечательным поэтом Борисом Слуцким, который написал напутствие к стихам В. Жилина в московском сборнике «День поэзии-73». В этом же году стихи появились в «Комсомольской правде» и в журнале «Юность» и были высоко оценены на страницах «Литературной газеты» известными критиками Е. Сидоровым, Л. Аннинским, И. Ростовцевой и другими. В 70–80-е годы стихи Жилина неоднократно публиковались в журнале «Юность», в московских антологиях, а также в журнале «Литературная учеба». Его переводы из Б. Фундояну вошли в сборник «Стихи поэтов Румынии 20–30-х гг.» (М., «Художественная литература», 1975). Первая книга стихотворений «Дерево разговора» тоже вышла в Москве, в издательстве «Советский писатель», когда поэту было уже 50 лет (1983 г.). Третья книга «Знатоки заката» (1994 г.) с предисловием тогдашнего министра культуры Е. Сидорова была представлена Краснодарским отделением СРП на соискание Всероссийской Пушкинской премии.
В разные годы, особенно в перестроечные, стихи Жилина публиковались в краевых и городских изданиях. Печатались также переводы поэтов Адыгеи и Карачаево-Черкесии, прозаические миниатюры, рецензии, журналистские материалы.
На некоторые тексты Владимира Жилина написана музыка, в том числе известными композиторами Григорием Пономаренко (оратория о Епистинии Федоровне Степановой) и Виктором Берковским («Баллада о высшем пилотаже»).
Член союза российских писателей с 1992 года.
Умер 25 октября 2002 года в Краснодаре.
ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ:
Дерево разговора: Стихотворения. – М.: Советский писатель, 1983.
Простые мастера: Стихотворения, поэма. – Краснодар: кн. изд-во, 1989.
Знатоки заката: Стихотворения. – Майкоп: РИПО «Адыгея», 1994.
Краснодарская разноголосица, или как упоительна жизнь. – Туапсе: Частное издательство С. Лившица, 2001.
***
Научно-фантастический сонет
мне заполночь приснился. Вот в чем дело:
одна звезда обнять меня хотела,
но, не имея рук, послала свет.
Он мчался ровно триста тысяч лет.
Моим столетьям не было предела.
А луч летел – и все вокруг свистело
и злобно улюлюкало вослед.
Потом отец мой приподнял плиту
и очень юный вышел из могилы,
и мы с ним обнялись что было силы
и, ахнув, вдруг увидели звезду.
Она сказала: «Мальчики мои!
Не время плакать. Под Орлом бои».
БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ
Привычка жить
меня завела
в те сумрачные уголки,
где легкая речка и стрекоза
неслись наперегонки.
На палых деревьях в сыром забытьи,
у глыб, где струя так хитра,
раскинула, берестянка свои
жемчужные хутора.
Гусеница горький проела листок –
я в дырочку вижу звезду:
там братья по разуму ловят в «глазок»,
что делается «внизу».
Узрели, небось, как медянка, скользя,
тут мох орошала шорохом!..
А, может, они, ужалив себя,
уже там погибли шепотом?
Глядишь, перецапались меж собой,
чего-нибудь излучили –
и вот «глазок» ослеп голубой,
и лишь упыри разбой чинили…
О, бедные брать» по разуму!
А я так верил им,
как братьям Карамазовым
или братьям Гримм.
КНИГА БЫТИЯ
Создатель не любил скучать без дела.
Пока я спал, он взял мое ребро –
и девочкой ты вышла белотелой,
и облако слезами изошло,
и яблоко на ветке покраснело,
стыдясь того, что людям суждено…
Мы изгнаны из рая так давно,
а ты и удивиться не успела.
Смолой кипящей длился тот урок,
«колючкой» ржавой, тошнотворным дымом.
Вода забилась в норку, как зверек.
Но я опять вернулся невредимым.
Снял автомат. Уснул, как Бог усталый.
И ты мне рёбра пальчиком считала.
СВЕТЛЯКИ
Сергею Дудко
Сквозь бук и граб дорога продралась.
Местами ветки свод образовали.
В грязи роскошной там заглох КАМАЗ.
Шоферский храп качал прицеп с дровами.
На высоте в ожиннике паслась медведица.
Малыш прижмется к маме,
съест ягодку и носится кругами –
весь мир ему в диковинку и всласть.
А мне давно все в жизни надоело –
за исключеньем облачка того
и той горы, что невзначай задела
плечом зеленым белое чело.
Мне снится: там я стал медведем грустным,
и светляки вот-вот блеснут искусством.
***
Все предвещало близкую грозу.
Так войско раков буйствует в тазу,
но, дух почуяв лавра и укропа,
вмиг цепенеет глухо и покорно.
И грохнуло!.. И, уронив лозу
в усах и гроздьях, треснула подпорка.
Весь виноградник, в градинах, оборван,
под ливнем забарахтался внизу.
Мощенный кирпичом, двор мыт стократ.
Утопленник, так счастлив палисадник.
Тряпьем пионов сплошь усеян праздник.
Вдруг слышно стало, что ручьи творят!..
…Забот полно: дать небу виноградник
и выпить дождь из всех цветов подряд.
Пасхальный благовест
Христос, говорят, воскрес, говорят.
И сладкие веют ветра.
И всем своим брюхом солнышку рад,
разнежился ласковый пес.
Прошла бы ты, что ль, фантомная боль,
по юности давней тоска!
Так нет же – такая девчонка прошла,
что стали белей облака.
И вишня, лучшая из невест,
в сердцах раскидала цвет.
И благовест потрясенных синиц
растрогал колокола…
Хоть каплю на всех
любви прошу – и только любви, Творец!
И я, от слез просияв, шепну:
воистину воскрес.
ГРУШЕВЫЙ ДОГ
Века добрососедства смыла тьма.
Вражда внезапно помутила разум.
И вот Сухум – мингрелы от абхазов
бегут, бросая отчие дома.
Забытый пёс в пустом дворе привязан…
Но груша рясный урожай дала,
и шлепались в траву плодов тела,
и зверь взахлеб заглатывал их сразу.
Длина цепи была ему пределом –
он как бы выжрал идеальный круг.
Я отвязал его – и первым делом
пёс прыгнул в царство запредельных груш.
И полетела по следам горячим
вся геометрия к чертям собачьим.
***
Они называют меня стариком, стариком, стариком,
а я не старик, старик, старик.
Я просто с горы качусь кувырком, ком, ком,
и надо мне сдерживать крик, крик, крик.
И я расшибусь весь, в пух, в прах,
мне это известно из лучших старинных, зачитанных книг,
и скатертью снежной лягу на тех пирах, горах, мирах…
А вы мне – старик, старик, старик.
***
Когда костер ограбил темноту
и золото рассыпала гитара,
внизу, в ущелье, речка перестала
болтать про лебеду и белену
и не к селу пришел на память сон:
еще до детства и советской власти
сом двадцатипудовый, спутан снастью
в телеге, – хвост тащил за колесом…
И то, как щедро горестные дни
Господь нам по привычке стародавней
отчислил, ибо горсткой в мирозданье,
как искры, кануть мы обречены,
доказывая мраку, что он мрак,
что есть резон и в нашем кратком действе,
что организм – он выпить не дурак
всю эту ночь с галактиками вместе…