Родился 27мая 1948 г. в Краснотурьинске Свердловской области. Отец был спецпереселенцем, работал кузнецом, мать служила в почтовом отделении. С 1957 г. семья переехала в Краснодар. Здесь, в пос. Пашковском, Домбровский окончил среднюю школу, работал в Донецке – сначала на шахте, потом литсотрудником газеты «Донецкий рабочий». Отслужив в армии, поступил во ВГИК (закончил в 1975г.). В Краснодаре руководил клубом кинолюбителей, входил в координационный совет Общества друзей кино. Несколько лет работал телеоператором ГТРК «Кубань».
Первые поэтические публикации относятся к 1966 году. В 1979 г. был участником семинара молодых литераторов в Москве (семинар Н. Старшинова, В. Кострова, И. Ростовцевой). В 1980 г. первая книга стихов «Солнечные пятна» в рукописи была положительно оценена кубанскими литераторами, но увидела свет только 10 лет спустя. В. Домбровский неоднократно публиковался в коллективных сборниках, в журналах «Кубань», «Югополис», «Родная Кубань», в краевых и городских газетах. В 1996 г. был принят в Союз российских писателей.
После кончины Ю. Н. Абдашева был избран председателем Краснодарской краевой организации СРП.
В 2000-м году стал одним из победителей конкурса «Неизвестные поэты России», проведенного под эгидой ЮНЕСКО в рамках 67-го Всемирного конгресса Международного ПЕН Клуба.
Живет в Краснодаре.
ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ:
Солнечные пятна: Стихи. – Краснод. книжное изд-во, 1990.
Когда душа болит: Стихи. – Краснод. известия, 1996.
Как раньше строили дома
Камыш косили на озёрах,
А глину брали в глинищах,
С полей везли соломы ворох
На двух мосластых лошадях.
И шёл застройщик зазывалой
К соседям близким на порог,
И только солнышко вставало –
Шли все, кто мог и кто не мог.
Кто при лопате, кто при вилах,
Кто нёс топор, кто стеклорез,
А пацаны на тех кобылах
Месили глиняный замес.
Казачки с песнею бедовой
Вязали вызревший камыш:
И вот глядишь – стена готова,
И окна вставлены, глядишь.
Уже по-старчески степенно
Печник, поднявшись на леса,
Кладёт последнее колено,
Трубу выводит в небеса.
А пред закатом, словно птица
На двух покатистых крылах,
Взлетит и сядет черепица
На обрешеточных брусках.
…Внизу с нехитрой сервировкой
Столы поставят буквой П,
Печник в печи шурует ловко,
И закипает дым в трубе.
Хозяин воду льёт из кружки,
Хозяйка держит рушники:
– Спасибо, – говорит, – подружки!
А муж: – Спасибо, мужики,
За то, что есть добро на свете…
И чем богат – тем был и рад
Он угостить своих соседей,
И был сосед соседу – брат.
Все воздавали честь кувшину
С вином немешаных кровей…
А пацаны смывали глину
В реке с усталых лошадей.
И – веселилась до упаду
Людская доброта сама,
И было всем тепло от ладу.
Но шла за осенью – зима.
Так раньше строили дома.
Улица Кузнечная
Ты родился в Пашковке,
на Кузнечной улице,
Где коней ковали
крепко испокон,
И стоял над каждой
прокопченной кузницей
В полный рост отчаянный
молоточный звон.
Вырастали детские
домики с крылечками,
С певчими щеколдами,
с вьюжками в печах,
А зимой над крышами
таял дым колечками
И его калечили
ветры впопыхах.
Но в казармах Таллинна,
гауптвахтах Ревеля,
Лишь луна янтарная
всхлипнет на сосне,
Навещала улица
Вячеслава Шевеля
В мертвом от усталости
старомодном сне.
Приходили девушки
сладкие и стройные,
Не стучась врывались
вместе с ними в сны –
Гости пашковградские,
казаки разбойные –
Рыже-пего-черные –
седые пацаны….
А зима кубанская
замела, усердствуя,
Что же ты задумала,
мокрая зима?
Только тихо бьется
сердце офицерское,
И в окно больничное –
снега кутерьма.
До свиданья, горькая
слава быстротечная.
Чем тебя измерить,
коли нет цены.
До свиданья, бывшая
улица Кузнечная,
Девушки и песни
южной стороны.
* * *
Мой отец был породы ремесленной,
Горн его и сейчас не потух.
На железо имел-таки песенный,
Прям-таки исключительный слух.
Жизнь была будто баня угарная:
Кто-то вьюжку закрыл на трубе,
И страна безъязыкой трудармии
Задыхалась в барачной судьбе.
Мой отец не ценил многословие.
Говорил, словно ухал дрова,
И ладони его кузнецовые
Трём сынам заменяли слова.
И за первую девушку-женщину,
Что я на ночь в сарае сховал,
Папа утром отвесил затрещину.
Сколько было потом – не считал.
Посижу под умершею вишенкой,
Разолью по стаканам кагор.
Что лежишь под плитою кладбищенской,
Я не верю, отец, до сих пор.
И жалею, что утрами росными
За любовь и за женщин сейчас
Не плачу я весёлыми звёздами,
Что когда-то летели из глаз.
***
Стонут ветры ледяные
И дымятся над шоссе.
По распавшейся России
Мы летим на колесе.
Что за странная забава
В этом лете колдовском:
Вот пошёл вагон направо,
Мы – налево, напролом.
От какой такой погони
Убегаем мы гурьбой
В чуть светящемся вагоне
По дороге волновой?
Ты одна осталась. Боже!
Перекатная мы голь.
Не суди нас, Боже, стороже:
И разлука – тоже боль.
Дуют ветры. Долговязый
Загорелся столб во мгле:
Подгулявший, одноглазый,
Что-то ищет на земле.
Мы летим – младой и старый,
И гудят средь тишины
Рельсы, словно у гитары
Две басовые струны.
***
Снова зимние грозы
И снегов пелена,
Все деревья – березы,
Даже ель и сосна.
Из варягов во греки
Прет победно беда
Вдоль по рекам, а реки
Сплошь дороги из льда.
В сонном мареве белом,
В мертвом стоне лесов,
В небе осиротелом –
Божьих нету следов.
Между жизнью и смертью
Рыщет жадное зло,
И к добру-милосердью
Все пути замело.
О, мороз! Эту сушу,
Что сгорела дотла,
Да еще мою душу,
Проморозь добела.
Чтоб любил я сорочью
Даль, продутую злом,
Где светло даже ночью
И темно даже днем.